Выпускной - один из важных дней в жизни любого студента. Выпускной пахнет той самой свободой, о которой ты мечтаешь бессонными ночами и бесконечными сессиями. Это последний рывок, когда ты перестаешь жить от звонка до звонка, словно заключенный.
По такому случаю, я решил, что было бы неплохо отметить сие событие в компании близких мне людей. Жаль, мой верный товарищ был вынужден уехать из города, уверен, он бы с радостью составил мне компанию. А потому, я ограничился своим отцом и Робертом. Удивительно, как отчим и пасынок походили друг на друга. Порой меня это очень раздражало, а после я всегда корил себя за эти чувства, за эту глупую ненависть. Мой отец не подарок, даже не сахарок, и все же, он стал родителем и для Роберта. По крайней мере, с моим отцом он общается в разы чаще, чем со своим.
Итак, я искренне не хотел, чтобы наш праздник сорвался. А потом, я раз десять дал о себе знать Роберту, и еще больше своему горе-папаше, умоляя его сократить потребление алкоголя в этот день до минимума. Все равно у него будет возможность выпить и вечером, а на выпускном я надеялся, что он будет выглядеть свежим огурчиком и не распугает всех моих одногруппников.
В этот день я волновался. Не знаю, чем было вызвано это переживание. Я просто томился в ожидании, когда же я поднимусь на сцену, получу свой диплом за тонну потраченных нервных клеток, и уйду в закат. А перед этим я успел сделать себе приятное, осуществить свою маленькую мечту, начать протест против себя самого. Я сделал небольшое тату на запястье. Признаться, было больно. В дешевом тату салоне мне предложили пропустить пару стаканов виски, чтобы притупить ощущения, что я и сделал. Это был мой маленький протест, против маленького меня.
В университет я пришел с приподнятым настроением и с заклеенной рукой, словно раненный боец. Я так замотался со своей мантией и глупой шапочкой, кисточка от которой постоянно лезла в глаза, что и не додумался встретить брата и отца. Во всяком случае, я искренне надеялся, что они придут, не бросят меня в этом море довольных физиономий, которые так же, как и я, притворяются, что рады своей неизбежной утрате 5 лет жизни. Все мы радовались предстоящей свободе.
И вот пришло время затащить свое тело на сцену, получить диплом и помахать толпе, будто ты на каком-то показе или интервью. Получив свой диплом, я окинул зал беглым взглядом, хотя после дешевого виски было сложно сфокусироваться. Когда я уже спускался со сцены, я заметил страшную, но до того знакомую шляпу, и невольно улыбнулся еще шире. Сейчас моя улыбка была чистой и искренней, я действительно был рад видеть своего старика. Рядом с ним восседал Роб. Я чувствовал себя счастливым щенком, которого наконец-то удостоили внимания.
В общем, дальше все тянулось, казалось, еще дольше. Миллион фотографий, кинули шапочки в воздух, как в старых, добрых американских фильмах, поговорили с преподавателями, которые желали удачи в жизни, хотя, я более, чем уверен, что они желают поскорее закрыться в спортзале всем своим коллективом и предаться своим учительским утехам. Даже страшно представить, что может входить в это понятие.
Я подлетел к отцу и Робу, приобнял их.
-Ну? Что скажете? Скука смертная, да? - я усмехнулся, развязывая шнурок на своей мантии, - чувствую себя Гарри Поттером.
Тут к нам подошла Энни, девочка с параллельного курса. Пару раз мы с ней сталкивались в библиотеке. Она покрутилась вокруг Роберта, пальцами изобразила трубку телефона, мол позвони, и скрылась в толпе своих подружек.
-Я смотрю ты зря времени не терял? Ты любишь девочек, которые нюхают свои подмышки, а на обед берут чесночный соус и пудинг?
Да, Энни была особенной. Это сейчас он походила на красавицу. В обычный же день, она любила носить футболку с мультяшными мышами или овощами, на носу у нее всегда висели большие очки, а еще она любила читать вслух, и ее совершенно не заботило, что вокруг нее люди, которые пытаются сосредоточиться на своих книгах. Все это было стало моим воспоминанием из студенческой жизни, где было много хороших, интересных, плохих и странных людей, таких как Энни.
-Итак, на радость тебе, пап, ну и, думаю, тебе, Роб... - я говорил весьма таинственным голосом, немного прищурившись и потирая руки, - думаю начать свою свободу в баре. Как вы и любите. Не хочу оставаться на танцы с пуншем, - я взял обоих под руки, и мы вышли из зала. Забавно, но между братом и отцом, я походил на мышонка, зажатого двумя жирными домашними котами.
-Кстати, я тату сделал, - заулыбался я, показывая руку, замотанную пленкой. Едва ли они различат рисунок, но наличие его на руке, все же, неоспоримо, - па, дай флягу!
Сегодня я хотел походить на отца. Один раз в своей жизни, думаю, можно позволить такую вольность. Осушили мы флягу моего папочки довольно таки быстро. Вряд ли он был доволен, что его дети воруют у него выпивку. И вот, мы уже возле бара. Весьма кстати, если судить по багровеющему лицу отца, желающего уже поскорее выпить. Мы уселись за барную стойку, нам выдали три бокала виски. Я взял свой и, приподняв над стойкой, посмотрел на своих спутников, желая услышать от них поздравление о том, что я знаю два, пожалуй, бесполезных языка.